1. Зима
Наброски памятью — в твоем блокноте "жизнь"
И, чтобы видеть их, не надо глаз —
их достают со дна.
А на поверхности — одна
страничка под названием "Сейчас".
Она
бела как снег.
Как этот белый-белый-белый снег.
Деревья — тушью, сепией, — дома...
И в холодеющие вены рек
свинцовый лёд ввела зима...
Как неподвижны стали руки-реки! —
они еще беспомощней твоих...
Оцепеневший лес, сощурив веки,
разглядывает их —
и не поймёт со сна,
что бритвою из солнечных лучей
их вскроет сумасшедшая весна...
Снежинки — клад алмазов; он — ничей.
Поэтому от клада нет ключей,
нет запертых ворот; лишь ворон-казначей,
взъерошив фрак, глядит по сторонам...
1975-1976 г.
2. Весна
Весной всегда ты сам не свой,
а что с тобой — и сам не знаешь, —
и тихо по лесам шагаешь,
мотая головой...
...А венчик цветка — божья рука.
Она в кулачок бутона сомкнулась
и, землю пробив, к тебе,
к твоей судьбе протянулась;
раскрылась, в ладошке держа нектар.
Лежи на траве, пей этот дар —
и станешь сам
подобен богам
ты сможешь знать,
любить и решать,
в эти стебли врастая нервами.
И первыми
листьями
верные
истины
каждое дерево хочет сказать.
Сентябрь-октябрь, 1974 г.
З.Лето
Теперь уже никто с тобой не спорит: ни к чему.
Поверь: никто нам правду не ответит!
И потому
с того же моря, что и год назад,
ворвался в сад взбешённый ветер.
Никак не может он сорвать луну с небес;
в сердцах швырнул волну в песок;
немного погодя,
причесывает лес расческой из дождя,
который пьешь, как сок,
и потому молчишь...
Над черепицей красных крыш
обрывками сгоревших чернокнижии,
клочками тьмы
летучие порхают мыши.
А мы
служили темой этих древних книг.
Скажите, где мы? Может быть, мы — в них,
порхаем чёрными тенями
над обрусевшими немецкими домами?..
... Вопросы остаются без ответа.
Верхом на солнце разъезжает
и тряпки-тучи выжимает
ленивое бессмысленное лето.
Июль-август. 1974 г.
4. Осень
По раскисшей дороге судьбы. Четверть века — одним колесом;
Жизнь — кривая телега. На пальце кольцом —
год, подарок от Вечности: ты обручен. (Обречен) Лицом
не пытайся уйти ни в одно из офисных лиц
и не падай ниц
в эту грязную землю!
Затем ли
ты скрываться пытался под крыльями птиц,
улетевших прочь,
обжигался огнем из глазниц,
не согревшим ночь?
А с пути своих глаз — не свернуть! Твой осенний путь
освещает боль — чёрный огонь взгляда — и не надо
озираться, искать руки, причитать: "Один!..".
Лучше вспомни вчера; из лазури в кармин
уходящий кричащий клин.
Повезло им, крылатым! — Их плеч не ломает свинец небес!
А тебя теперь принимает озябший дрожащий лес.
Все, что было зелёным сначала, теперь — горит.
Ни одно из названий — "жёлтый", "багровый", "алый" — не говорит,
как деревьям и травам больно всю зелень снимать огнём!
Ты бредёшь и бредишь невольно, что можно согреться в нём,
не сгорев... Как охота уйти из людской воровской игры
по пергаменту умерших листьев, шуршащих истин:
Расшифруешь собратьям иероглифы мокрых ветвей, руны коры —
значит, будет о чем соврать им собратьям другим...
Подарить себя им? —
Бесполезный подарок! — Но только дым
твоего костра среди мумий упавших стволов заменить готов
те воздушные замки тепла, купола мечты...
(Вот опять —распятья, проклятья, лампадки средь темноты...
жаждут новых магов в объятья костры-кусты)
Отгадай загадку: ты — это — ты? —
Если да, то — иди вперед! "Устает вода"!
Жизнь — цепь, если звенья сомнений — кольца-года!
...А сзади подняты мосты —
затих скрипящий ворот
болот... Теперь — пройди под сенью кленовых
раскаленных алебард,
как в осажденный опаленный город
опальный рифмоплёт, бубновый бард. —
И пусть дракон, горящий год, подавится концом хвоста! ...
Как неглиже на шмон, берёшь блокнот —
И станет память от канцон чиста!
Октябрь, 1976 г.